Архив форума сайта «Живая Этика в мире» (2006-2013)

[center]Наталья КОЧЕТКОВА

АЛЕКСАНДР ПЯТИГОРСКИЙ: "ФИЛОСОФИЯ - ЭТО РОД СКЛОННОСТИ, ПЕРЕХОДЯЩЕЙ В БОЛЕЗНЬ"

Антишколист в философии[/center]

В Москву на XII Банные чтения приехал известный востоковед, философ и писатель Александр ПЯТИГОРСКИЙ, эмигрировавший в Лондон еще в начале 1970-х. Несмотря на отчаянную нелюбовь Александра Моисеевича ко всякого рода мемуарам, корреспондент "Известий" Наталья КОЧЕТКОВА все же рискнула задать ему некоторые вопросы биографического свойства.

<...>

- Вы три года - с 1957 по 1959 - работали с Юрием Николаевичем Рерихом в Институте востоковедения АН СССР в секторе "Истории и религии Индии"?

- Я не могу сказать, что я с ним работал. Он был начальником отдела, в котором я работал. Он был моим учителем. К сожалению, он скоро умер. Это были счастливые три года.

- Учителем - в научном смысле или наставником?

- Нет, в научном. Он не был философом ни в малейшей степени. Он был прекрасным ученым - монголистом, индологом, китаистом, совершенно необыкновенный человек.

<...>

05.04.04

[center]Воропаева В.А.

Древняя культура народов Центральной Азии в историческом наследии Юрия Рериха[/center]

«Пространство человеческих знаний непрестанно расширяется,
и как по волшебству появляются все новые горизонты. Беспредельность возможного манит не знающий покоя человеческий разум, не страшащийся сжечь то, что им уже познано: только
такое состояние открывает путь к настоящей научной работе»1.

Юрий Николаевич Рерих - талан­тливый лингвист, историк, этнограф, археолог. Энциклопедически образо­ванный ученый, он представлял в свое время то синтетическое направление востоковедения, которым могла бы гордиться российская наука. Владея многими восточными и европейскими языками, он изучил культуру Восто­ка, его религию и философию, а еще ранее, в годы учебы в Европе, он бле­стяще освоил культуру Запада. Лич­ность Ю.Н. Рериха, несомненно, пред­ставляет планетарную культурную ценность.

Изучая труды Юрия Николаеви­ча, очень малая часть которых сегодня «увидела свет» на русском языке, невольно приходишь к выводу о том, что без его участия многое не состоялось бы в таком великом деле, которым занималась
_________________
1. Рерих Ю.Н. Расцвет ориентализма. - Париж, 1923 // Ю. Рерих. Тибет и Центральная Азия. Статьи, лекции, переводы. - Самара, 1999. - С. 13.


его семья, - в деле поиска истоков единого культурного про­странства народов, населяющих Европу и Азию.

Основную научную работу Ю.Н. Рерих провел, возглавляя ин­ститут гималайских исследований «Урусвати» в Кулу (Индия). На родину в Россию он вернулся только в 1957 г. и привез в дар народу около четырехсот картин своего отца - Николая Рериха.

В Институте востоковедения АН СССР Юрий Рерих сумел возродить школу российской тибетологии, заложить фундамент но­вой науки - номадистики - науки о кочевых племенах. Кочевниковедению, этой новой исторической дисциплине, надлежало в буду­щем восстановить картину кочевого мира - важнейшего звена меж­ду культурами Древнего Китая, Индии и бассейна Средиземного моря. Обладая обширными познаниями в археологии и искусство­ведении, в религиоведении и лингвистике, он оказал влияние на ос­мысление такой основополагающей проблемы, как история станов­ления современной материальной и духовной культуры Евразии.
Его многочисленные труды - «Тибетская живопись», «По тро­пам Срединной Азии», многотомный «Тибетско-русско-английский словарь с санскритскими параллелями», «Тибет и Центральная Азия. Статьи, лекции, переводы» и многие другие - служат ярким приме­ром следования неизменному научному принципу, раскрывающему механизмы взаимовлияния великих цивилизаций Азии, воспроизводящему удивительную по своему внутреннему колориту картину взаимопроникновения и диалога мировых культур.

Немалое место в его творчестве занимает проблема рожде­ния кочевых империй, в том числе и государства кыргызов. Этой проблеме и многим другим, начиная с древнейших времен, посвя­щен огромный труд Ю.Н. Рериха «История Центральной Азии», написанный на русском языке еще в 1935 г. Однако первый его том «увидел свет» только в 2004 г. Предисловие написано кыргызскими учеными академиком В.М. Плоских и председателем Тянь-Шаньского общества Рерихов Е.В. Трояновой.

Увлечение историей Центральной Азии началось еще в годы учебы, а первое соприкосновение - во время Центральноазиатской экспедиции в 1923-1928 гг. Она проходила в той части Земли, отку­да «почти две тысячи лет волна за волной неукротимые племена бросали под копыта своих коней могучие цивилизации и порабоща­ли целые народы»1.
За особую приверженность к номадистике ученики Ю.Н. Ре­риха назвали его «Рыцарем кочевой цивилизации»

Китайские источники свидетельствуют о том, что на выж­женных пустынным солнцем берегах озера Кыргыз-Нур, поросших ксерофитными колючками и кустистой солянкой, когда-то жили древние кыргызы. В средневековый период кыргызского великодержавия их территория увеличилась в десятки, сотни раз, а насе­ление по численности оставалось почти прежним. В 2001 г. монгольский археолог, профессор Д.Баяр при раскопках недалеко от озера Кыргыз-Нур обнаружил хорошо сохранившиеся, искусно вы­полненные доспехи кыргызского воина XI—XII вв. - ряды желез­ных пластин чередовались с позолоченными, панцирь сверкал на солнце.
И эти находки сегодняшнего дня вновь и вновь подтверждают предположение, скорее, утверждение Юрия Рериха о «колыбели, месте встречи многих азиатских цивилизаций». В жарком пламени истории, как в колоссальной доменной печи, плавились судьбы больших и малых народов. Кыргызский же народ не растворился, не распался, а пройдя крутой порожистый миграционный путь, сохра­нил свою целостность, вобрав в себя подобно музыкальной симфо­нии многие иные этнические мелодии.

Ценнейшие географические, этнографические, археологические и лингвистические исследования, проведенные Юрием Николаеви­чем в этой экспедиции, были обобщены в его монографии «Пути к сердцу Азии»2, изданной в Лондоне в 1931 г. Почти неизученные ранее оазисы Тарима, степи Монголии, нагорья Тибета вместе с историческими экскурсами в прошлое народов, их населяющих, позволили Ю. Рериху создать концепцию культурных традиций кочевников. Кочевники Северного Тибета, как считал Юрий Николаевич, сохранили в своей культуре традиции далекого прошлого ко­чевников всей Евразии. Результаты научных изысканий в этой области
______________
1. Рерих ЮН Монголия. Путь завоевателей // Ю. Рерих. Тибет и Цент­ральная Азия. - С. 288.
2. Roerich G.N. Trails to Inmost Asia. - London, 1931.


он обобщил в классической научной работе «Звериный стиль у кочевников Се­верного Тибета», впервые опубликованной в Праге в 1930 г. Долгое время она явля­лась библиографической редкостью.
Обследование кочевых погребений вКитайском Туркестане, на Алтае, в Запад­ной Монголии и Тибете позволило обнару­жить следы «звериного стиля» у кочевых племен не только Северного, но и Цент­рального Тибета и тем самым продвинуть южную границу его распространения значительно южнее Тянь-Шаня, к северным склонам Трансгималаев... И здесь Юрий Рерих подчеркивает: «Находки нескольких звериных мотивов, хорошо известных из скифо-сибирских курганов, еще раз подчеркнули древнюю связь, когда-то существовавшую между Ти­бетом и богатым кочевым миром Внутренней Азии. Эти древние контакты многократно упоминаются в исторических хрониках Ки­тая». Они же свидетельстуют о том, что в 209-201 гг. до н.э. в этом регионе располагались владения государства кыргыз.
Речь идет об этнониме «кыргыз», который дал название и современному кыргызскому государству. А многочисленные научные изыскания подтвердили гипотезу о том, что искусству саков, древнейшего народа, кочевавшего в I тыс. до н.э. на территории современного Кыргызстана, был свойственен «звериный стиль». В Тибете, Китайском Туркестане, Кыргызстане, далее в причерноморских степях - повсюду обнаруживаются следы «звериного стиля».
Открытие «звериного стиля» в художественной орнаментике и убранстве оружия кочевников Тибета и племен, занимавших неког­да обширные пространства Великой евразийской степи, согласовы­валось с теорией (в частности, П.И. Савицкого) о единстве древних кочевых культур с их культовой символикой.

Подчеркивая силу культурной традиции, Ю.Н. Рерих отмеча­ет, что никакое, даже мощное влияние властей или очень сильных соседних государств не может уничтожить пережитки древнего чевого искусства: «Тибетец-кочевник еще и поныне вдохновляется окружающей природой и следует заветам "звериной" орна­ментики»1.
В свое время Ю.Н. Рерих прошел путь, который пролегал по неизвестной географической науке в первой четверти XX в. части земли. Это был Великий путь паломников к священной для индуистов и буддистов горе Кайлас. Проходил он ближе к северо-западу от озера Манасаровар (Манас - ?). И здесь научные изыскания привели Юрия Рериха к выводу о том, что именно по этому древне­му пути на дальний Тибет кочевниками Кукунора и верховьев Жел­той реки была привнесена исконно кочевая культура и с ее «звери­ным стилем», и традицией племенного эпоса.

Занимаясь исследованием тибетского эпоса о Гэсэре2, Ю.Н. Ре­рих писал, что тот «в своем изначальном виде представлял со­бой... поэтическое свидетельство о древних войнах между тибетскими и тюркскими племенами». Генезис древне-кыргыз­ского эпоса «Манас» также свидетельствует о соответствии опи­санных в нем событий реальным фактам, восходящим к древней­шим векам. Истоки происхождения имени главного героя кроются в древнеарийском мифе о первочеловеке Мапи, Manus, Mana.

Брачный союз Неба (Тенгри) и Земли (Умай), рождение Манаса - первочеловека - можно рассматривать как космогонический акт. По семантике он аналогичен ведийской космогонии, трактую­щей создание организованной упорядоченности Вселенной.

«Через всю Центральную Азию тянется пояс степных и гор­ных пастбищ - колыбели могущественных кочевнических союзов. До недавнего времени считалось, что южная граница пояса кур­ганных погребений проходит вдоль Тянь-Шаня и нескольких парал­лельных хребтов Монгольского Алтая, проникая далеко в глубь пустыни Гоби», - писал Ю.Н. Рерих в исследовании
«Культурное единство Азии»3. Все эти погребения, разбросанные по отрогам
______________
1. Roerich C.N. Trails to Inmost Asia. - London, 1931. - С 43.
2. Широко известное живописное полотно о мифическом герое Гэсэр-хане художник Николай Константинович Рерих посвятил своему старшему сыну Юрию.
3. Рерих Ю.Н. Культурное единство Азии // Ю. Рерих. Тибет и Централь­ная Азия... - С. 30.


горных хребтов Тарбагатая и Джаира, по северным отрогам Тянь-Шаня, Джунгарским степям и далее, в то время оставались неисследованными. Хотя еще в 1907 г. шведский путешественник, ис­следователь Центральной Азии Свен Гедин - один из увлеченных искателей прародины ариев, открыв Трансгималаи, «расширил» границы распространения кочевников до Южной Монголии и южнее... к Китаю. И эти открытия ученого «вливаются» в складывающую­ся гипотезу о едином культурном пространстве Азии1.

На этом же древнем кочевом пути Юрий Рерих обратил вни­мание на мегалитические каменные сооружения типа менгиров и кромлехов, которые очевидно свидетельствовали о древнейшем заселении горной страны. Эти находки подвигнули Рерихов на еще более смелое для того времени предположение о едином Евразий­ском культурном пространстве. В работе «Сердце Азии», изданной в 1929 г. в Нью-Йорке, отец Юрия Рериха Николай Константинович замечает: «Вы можете представить себе, как замечательно уви­деть эти длинные ряды камней, эти каменные круги, которые живо переносят вас в Карнак, Бретань, на берег океана. После долгого пути доисторические друиды вспоминали свою далекую родину. Древнее Бонпо, может быть, как-то связано с этими менгирами. Во всяком случае, это открытие завершило ниш исследования сле­дов движения народов»2.

Необходимо заметить, что огромный водораздел между Ин­дийским океаном и бессточным районом Внутренней Азии образу­ют Трансгималаи. Но и в этом регионе, особенно в районе озера Лапгунг, исследователи обнаружили последнюю группу мегалити­ческих памятников, которые значительно расширили известную в ту пору науке зону их распространения.

И вновь, в который раз, Юрий Николаевич заявляет о необхо­димости дальнейших археологических исследований Тибета и свя­занного с ним евразийского кочевого мира. «Исторические хроники и литературные документы их соседей изобилуют сведения­ми о потрясающем воздействии, произведенном грандиозны­ми по размаху событиями, разыгравшимися на обширных про­странствах Внутренней Азии»3.
_________________
1. См.: Рерих ЮН Свен Гедин // Ю. Рерих. Тибет и Центральная Азия. - С. 211-216. Эта работа Юрия Николаевича требует особого исследования, юскольку касается непосредственно Среднеазиатского региона, в том чис­ле и территории современного Кыргызстана.
2. Рерих Н. К Сердце Азии. - Нью-Йорк, 1929. - С. 71.
3. Рерих ЮН. Звериный стиль у кочевников Северного Тибета // Ю.Рерих. Тибет и Центральная Азия... - С. 29.


В те годы, когда специальному направлению науки - номадистике -еще не придавалось столь важного значения, какое придавал ей Ю.Н. Рерих, он пишет свой объемный труд «История Средней Азии». Это был первый его труд, написанный на русском языке. В нем ученый обобщил материалы, накопленные в течение четверти века, не только в результате изучения научных источников, а Юрий Николаевич владел более чем 30 языками и наречиями Востока и Запада, но и имея опыт археологического исследования в экспеди­циях 20-30-х годов XX в.

Именно в первом томе «Истории Средней Азии» Юрий Никола­евич исследует те самые потрясающие воздействия, которые обус­ловили грандиозные по размаху события, разыгравшиеся на обшир­ных пространствах Внутренней Азии. А события происходили действительно потрясающие, и касаются они древнейшего периода истории, над которым ученые до сих пор «ломают» головы и пересматривают свои концепции - концепции истории протоиндоариев.
Прежде чем приступить к исследованию исторической пробле­мы, Ю.Н. Рерих дает географическое понятие «кормящего» (по Л.Н. Гумилеву) ландшафта, среде обитания номадов: «Под поня­тием "Средняя Азия" мы понимаем всю совокупность областей, простирающихся от Кавказа на западе до Большого Хинганского хребта на востоке... На западе, к северу от Западного Туркестана, эта граница менее резко выражена: ее образует здесь пояс холмов, сложенных из древних и сильно выветренных горных пород, проле­гающих по киргизской степи; этот пояс также является климати­ческой границей по направлению к Северной Азии»1.

Тянь-Шаньская горная система занимает центральное и выда­ющееся положение в орографии Средней Азии. Причем «наиболее характерными признаками орографии Тянь-Шаня являются: ряд гигантских параллельных складок широтного простирания, широ­кие продольные долины (прежние замкнутые водные бассейны) и узкие меридиональные ущелья (тектонические трещины)»2.
______________
1. Рерих Ю Н. История Средней Азии // МЦР. - М, 2004. - Т. 1. - С. 32.
2. Там же. - С 33.


Много общего с Тянь-Шанем имеет Алайская горная система, с которой в районе перевалов Терек и Суок соединяется Юго-Вос­точная часть Ферганского хребта, а южнее лежит знаменитая Алай­ская долина шириной в 25 км, с рекой Кызылсу. Долина Алая издав­на славилась своими пастбищами и являлась одним из центров рас­селения кочевников. Здесь проходил древний караванный путь, ведущий на Кашгар через перевал Тау-Мурун (3536 м), располо­женный в верховьях р. Кызылсу.

Некоторые ученые уже сравнительно давно указывали на Сред­нюю Азию, как на один из основных центров расселения человека - пояс среднеазиатского «месторазвития». И Ю.Н. Рерих в «При­мечаниях к «Введению» книги замечает, что понятие «Среднеази­атское месторазвитие» обнимает одновременно и социально-эко­номическую среду, и занятую ею географическую территорию. Процесс же, связывающий социально-экономическую среду с гео­графической, есть процесс двусторонний.

И в этом плане проблема доисторического населения Средней Азии и сопредельной с ней Южной Сибири находится в общей свя­зи с проблемами о прародине племен и народов, говорящих на ин­доевропейских языках. А древнейший период истории народов Сред­ней Азии является эпохой преобладания индоевропейских племен и народов в северном степном поясе - поясе среднеазиатского месторазвития.

Далее Ю.Н. Рерих замечает, что Северный степной пояс, зани­мающий значительную часть среднеазиатского мира, является од­ним из древнейших центров скотоводческого кочевого быта. Именно здесь, в поясе северных степей, произошло приручение верблюда, который еще встречается в диком виде в районе Лобнора. Весьма вероятно, что выездка верхового коня началась в степном поясе, где также еще можно встретить лошадь в диком виде в районе степей и предпустынь Джунгарии и в сопредельной с ней Западной Гоби. Неоли­тические племена северного степного пояса, несомненно, были кон­ными кочевниками. Коннокочевниками выступают и первые индо­европейские племена, появившиеся на северных границах культурных оседлых стран Древнего Востока в середине Ш тыс. до н.э. На расписной керамике Сузского некрополя (Ш тыс. до н.э.) уже встречаются изображения лошади...» К этому же типу принадлежат лопали скифов и лошадь современных нам киргизов и монголов»2.
Ю.Н. Рерих отмечает, что «за последние десятилетия (1920-1940 гг.) много сделано в области археологии степного пояса За­падной Сибири, Казахстана, Киргизстана, Алтая и Минусинского края», и ссылается, в частности, на работы А.Н. Бернштама «Ис­торическое прошлое киргизского народа» (Фрунзе, 1942); «Архео­логический очерк Северной Киргизии» (Фрунзе, 1943); «Памятники старины Таласской долины» (Фрунзе, 1943); «Историко-культурное прошлое Северной Киргизии по материалам Большого Чуйского канала (Фрунзе, 1942); «Кенкольский могильник» (Л., 1941).

Археологические открытия позволили проследить четкую связь южнорусской курганной культуры с культурами западносибирскими, казахстанскими и киргизстанскими: они имеют много общих черт как в способе погребения (деревянные срубы и погребальные каме­ры, скорченное положение костяка), так и в керамике и в остальном инвентаре погребений. Это вполне закономерно, поскольку в середине III тыс. до н.э. в степных районах Западной Сибири, Казахстана и Киргизии развилась так называемая андроновская культура (по названию д. Андроново около Ачинска). Степи этих регионов явились, по-видимому, центральной областью ее распространения.

В частности, ученый отмечает: «В Киргизии в районе оз. Ис­сык-Куль в 1932 г. работал археологический отряд Сводной экспе­диции Всесоюзной академии наук, возглавляемый известным исследователем минусинских древностей С.А. Теплоуховым, причем было раскопано до 30 погребений в окрестностях Пржевальска, в районе с. Чельпек и в ущелье Джеты-Огуз»3.

В пользу азиатского происхождения древних индоевропейских племен Ю.Н. Рерих приводит концепцию австрийского ученого Вильгельма Бранденштейна4, который считает, что на основании
_______________
1. Типичный степной конь с горбоносой головой, прямой спиной и крепкими, характерными для степной лошади ногами (Ю.Н. Рерих).
2. Рерих Ю.Н. История Средней Азии. - С. 79.
3. Там же. - С. 92.
4. См.: Brandenstein W Aieerste indogermanische Wandezung. 1936; Keith Bezziedale A. The Home of the lndo-Europeans//IHQ,XIII, 1 (1937).-P. 1-30.


анализа лингвистических данных можно установить две стадии в развитии индоевропейского языка:

• На первой стадии древние индоевропейцы жили в стране с ярко выраженным континетальным климатом, с жарким и сухим летом, с холодной и часто снежной зимой, с прохладными весной и осенью. Страна изобиловала степными и песчаными пространства­ми, а также полупустынями с каменистым грунтом. В языке пер­вой стадии отмечается отсутствие слов для обозначения болота.

• На второй стадии замечается появление слов для обозна­чения понятия влажности и обильных атмосферных осадков. Язык второй стадии отражает изменившиеся условия месторазвития с новой фаунистической и флористической средой.

Итак, согласно В. Бранденштейну древние индоевропейцы пер­вой стадии «сидели» в степном районе с сухим континентальным климатом, каковым являются степные пространства Казах­стана и Киргизии...
К концу первой стадии Бранденштейн относит переселение индоевропейцев (арийцев) в Иран и Афганистан. Часть индоевропей­ских племен продвинулась на юг через Кавказ и заняла Малую Азию.
Индоевропейцы первой стадии являлись конно-кочевы-племенами, и индоевропейский праязык не отражает оседлого земледелъческого быта. Древние индоевропейцы стали осе­дать на землю, лишь войдя в соприкосновение с оседлым земле­дельческим населением в странах Древнего Востока и Европы1.

Итак, исследования, проведенные Ю.Н. Рерихом, говорят о том, что зоной распространения древних индоевропейских племен явля­ется все протяжение северного степного пояса от Карпат на запа­де до Тянь-Шаня на востоке (Галицко-Дунайский бассейн, южно­русские степи, урало-оренбургские степи, Семиречье и горно-степ­ные пастбища Западного Тянь-Шаня).

Кроме этого, Ю.Н. Рерих считает, что и по обе стороны Ураль­ского хребта лежат все те же пустынно-степные пространства, сход­ные как в климатическом, так и в орографическом отношении. Со­бытия, разыгравшиеся в восточной части этого пояса, неминуемо отражались в западной его части. Великие переселения народов раннего средневековья, начавшиеся в степях Притяньшанья, дока­тывались до равнин Паннонии - естественного рубежа степного пояса на западе. Часть древних индоевропейских племен, вероят­но, кочевала и на востоке от указанной степной зоны, вдоль пояса тяньшаньских и баркёльских горных пастбищ. В тохарском язы­ке Ю.Н. Рерих обнаружил также единственное соответствие гре­ческому слову «сын», которое сохранилось только на далеких вос­точных окраинах Туркестана2.

Эпоха же преобладания иранских племен в Средней Азии про­стирается начиная от 1000 г. до н.э. до начала II в. до н.э.3 Далее Ю.Н. Рерих пишет: «Реформированная Заратуштрой иранская религия распространилась среди иранцев Средней Азии, вероятно, в ахеменидскую эпоху, во время царствования Дария, Ксеркса и Артаксеркса, которые энергично проводили новое учение на территории своей империи и боролись со старой дореформенной религией...»4.
_______________
1. Рерих Ю.Н История Средней Азии. - С. 94-95.
2. Там же. - С. 95.
3. Там же. - С. 123.
4. Там же. - С. 175.


Религиозная реформа Заратуштры тесно связана с переходом иранцев-кочевников к земледелию, которое для песнопевца «Гат» уже является добродетелью. В борьбе оседлого зороастрийского Ирана с кочевниками-иранцами среднеазиатских степей следует видеть объяснение вековой борьбы Ирана и кочевого Турана, кото­рую многие исследователи расценивали как символизацию нацио­нальной борьбы Ирана с тюркским Тураном...

Учение Заратуштры было попыткой заменить обрядность ста­рой арийской веры этическим учением, которое изложено в так назы­ваемых «Гатах» (ga Qa), или песнопениях. В своем учении реформа­тор высказывал склонность к монотеизму с зачатком дуализма, ко­торый со временем сделался еще более выраженным. Позднейшая «Авеста» - это попытка сблизить учение, изложенное в «Гатах», с древнеиранской, или арийской, ритуальной религией. В маздеизме сасанидской эпохи дуализм превратился в главный аспект учения'.
Кочевое искусство оказало значительное влияние на соседние страны оседлой культуры. Кочевники неоднократно подчиняли себе соседние культурные страны, основывали династии, и вместе с их приходом к власти в стране появлялась мода на кочевое искусст­во. Одежду, вооружение, конную тактику и конское снаряжение за­имствовали у них и китайцы. Влияние кочевников сказалось и на искусстве Китая эпохи Чжоу (1027-256 гг. до н.э.), ознаменованной подъемом духовной культуры (конфуцианство, даосизм и др.). К этим заимствованиям следует отнести стилизованные звериные маски, так называемые таотё, изображающие фантастических животных, птиц и драконов...

В конце IV в. до н.э. и в особенности в течение последующего столетия на северных границах Китая появился новый грозный враг-хунны. В «Примечании» Ю.Н. Рерих замечает: «Все китайские транскрипции этого имени передают старое племенное название хун, откуда древнеиндийское huna и греческое xovvot»1. Их появление вынудило китайские уделы принять особые меры к отражению на­бегов грозного и многочисленного противника.
_______________
1.Рерих Ю. Н. История Средней Азии. - С. 178, 180. Там же. - С. 127.


О высоком и своеобраз­ном искусстве кочевников свидетельствуют археологи­ческие открытия в Пазырыкском кургане на р. Ян-Улаган (Восточный Алтай)1.

Особый интерес Юрия Николаевича вызвала север­ная, нетронутая часть мо­гилы, заключавшая в себе женское погребение. В ней лежали десять прекрасно со­хранившихся золотисто-ры­жих жеребцов с соответству­ющим конским снаряжением. Кони Пазырыкского кургана, изученные проф. В.О. Виттом, оказались принадлежащими к высокорослой сухопарой породе скакунов, напоминающих пекинских коней. Гривы и челки были коротко, по-степному, подстрижены, все кони имели знаки собствен­ности (тавро) - надрезы на ушах. И Ю.Н. Рерих невольно задается вопросом: не принадлежат ли пазырыкские кони к тем ферганским скакунам, которые славились по всей Средней Азии и Китаю в ханьскую эпоху?

И здесь вновь исключительный интерес вызывало прекрасно сохранившееся конское снаряжение. Седла и ремни конского убора богато украшены стилизованными изображениями зверей. Узды азырыкского коня покрыты вырезанными из кедра бляхами и изображениями из кожи. Псалии имеют форму скачущих оленей и горных козлов. Бляхи, пряжки и псалии покрыты листовым золотом или посеребряны. Пазырыкское седло, напоминающее седло скифов иранцев-кочевников, не имеет ленчика и состоит из двух сшитых вместе кожаных подушек, набитых оленьей шерстью2.
_____________
1. Грязное М.П. Пазырыкский курган. - М., 1937.
2. Рерих Ю Н. История Средней Азии. - С. 134.


Интересную историческую классификацию, которой, очевид­но, придерживается и сам Ю.Н. Рерих, ученый приводит по трудам академика М.И. Ростовцева. Скифскую эпоху он делит на четыре периода1.

I.Конец VJJ-V вв. до н.э. - архаический период. Искусство этого периода еще вполне самобытно. «Звериная» орнаментика имеет много общих черт с орнаментикой Средней Азии и Южной Сибири: так, лежащие животные (олени, медведи, антилопы, каба­ны, горные козлы) на рукояти боевой секиры Келермесского курга­на еще напоминают «звериную» орнаментику лесостепной полосы Южной Сибири (Алтай - Минусинск). В архаический период появ­ляется полихромия, но затем она исчезает, чтобы вновь появиться в IV в. до н.э. М. Ростовцев и И. Стржиговский приписывают этой полихромии среднеазиатское происхождение.

II.V-ранний IV в. до н.э. -переходный, или персоионический период. Погребения этого периода характеризуются значительным количеством персидских изделий (кубки из золота и серебра), а также предметов греческого искусства. Вероятно, в это время греческие мастера начали работать на скифов Причерноморья.

III. IV в. до н.э. - классический, или пантикапейский период. IV в. явился эпохой расцвета скифского искусства на Юге России. Из Афин вывозили греческую керамику. Распространены поделки из золота и серебра работы пантикапейских мастеров.

IV.Конец IV - начало III в. до н.э. - период упадка скифской культуры. С востока появляются новые веяния, которым суждено было занять место скифской культуры на Юге России2.

В «великих шествиях» по необъятным просторам Срединной Азии в числе многих этносов были и предки современных кыргызов, первые упоминания о которых известны из китайских источни­ков с 209-201 гг. до н.э. В пределах державы хунну (гуннов) в III в. до н.э.
_______________________
1 Ростовцев М.И. Средняя Азия, Россия, Китай и «звериный стиль». -Прага, 1929. - С. 24.
2 Рерих Ю. И. История Средней Азии. - С. 173.


ведут свое начало многие народы тюркского корня, и обитали они в степных и полупустынных районах от северных границ Китая до озера Байкал.

Современной науке известно, что цивилизация древних кочев­ников-скотоводов возникла еще раньше, в VIII-VII вв. до н.э.2, к северу от рабовладельческих цивилизаций Китая, Индии, Ирана и Греции. С огромными отарами овец и табунами лошадей они вели сезонные перекочевки, заполняя свою «экологическую нишу». Сухие степи, пустыни и полупустыни, а в условиях Кыргызстана - предго­рья, обеспечивали их самих и оседлых земледельцев высококало­рийной пищей - мясом, молоком, творогом, кумысом, позднее-сы­ром. Из шерсти животных они валяли войлок для жилья, из конско­го волоса плели арканы, умели делать прекрасное оружие из железа. Выучка боевого коня и владение оружием - главное достоинство номадов. Художественной орнаментике конской утвари и оружия («звериный стиль») придавалось особое значение.

Исследовав феномен Великого переселения народов, Ю.Н. Ре­рих писал: «Историки не раз ставили вопрос об истинных причинах этих колоссальных передвижений народов. Только с большой на­тяжкой можно объяснить миграции тем, что кочевники время от времени должны были искать новые пастбища для своих стад. Верно то, что в процессе этих миграций кочевники могли преодолевать ог­ромные расстояния. Но поиски пастбищ - это не та причина, кото­рая может дать ответ на вопрос об истоках нашествий и завоева­ний, сотрясавших не только страны Востока, но и беспорядочным П0ТОКОМ захлестнувших в средние века сердце Европы... Одна за Другой появлялись и исчезали в истории различные народы. Невозможно добраться до источника этого мощного потока. Мы встречаемся здесь с необъясненным еще феноменом жизни кочевых народов, с новой для нас проблемой психологии «орды»3.

Рассуждения Ю.Н. Рериха, предвосхищая теорию пассионар­ное™, обоснованную гораздо позднее Л.Н. Гумилевым, подвигают на новые исследования этого феномена жизни и культуры древних кочевых народов Центральной Азии, в том числе и древнейшего Кыргызстана.
_________________
1.Аристов НА. Усуни и киргизы или кара-киргизы. - Бишкек, 2001. -С.143.
2.См.:Проблемы политогенеза кыргызской государственности. Документы. Исследования. Материалы. - Бишкек, 2003.
3.Рерих Ю.Н. Расцвет ориентализма // Ю. Рерих. Тибет и Центральная Азия. С.17-18.

Республиканский информационно-аналитический журнал "Мир Евразии" № 9 (45) 2007 г.

Глущенко Л.И.
Рериховское Общество г. Алматы РК.

[center]Исследователь мудрости Востока[/center]

16 августа 2007 года исполнилось 105 лет со дня рождения Юрия Николаевича Рериха, выдающегося ученого-востоковеда, буддолога, тибетолога, исследователя Азии.

Звезда Юрия Рериха по своему блеску и значению соизмерима со звездой его великого отца, художника с мировым именем Николая Константиновича Рериха.

Юрий был первенцем в семье. Родился в 1902 году в полевых условиях археологической экспедиции, организованной отцом. Его матушка, Елена Ивановна Рерих, несмотря на беременность, до последних сроков активно помогала мужу в изысканиях. Весьма возможно, что необычная, суровая, походная обстановка экспедиционного лагеря, в которой пребывал младенец до своего рождения, а также некоторое время после него, и наложила отпечаток на характер и устремления будущего исследователя Азии.

Детские и отроческие годы прошли в Петербурге. Мальчик был чрезвычайно даровит, проявлял склонности к языкам, изучению истории. Большое влияние на формирование его личности в тот период оказали друзья семьи, часто бывавшие в доме, крупные русские ученые, востоковеды – монголист Руднев А.Д. и египтолог Тураев Б.А. В гостиной часто взрослые вели долгие разговоры о культуре Востока, о загадках великого переселения народов, рождении и гибели кочевых империй, тайнах древних курганов Великой Степи.

Его редкие способности и память отмечались окружающими. И мудрая Елена Ивановна делала все, чтобы их развить и усилить. Юрий с детства свободно владел основными европейскими языками.

В 1916 году четырнадцатилетний Юрий уезжает с родителями и братом в Финляндию. Затем поездки по некоторым европейским странам, Англия и, наконец, Америка. Несмотря на многочисленные переезды семьи, он получает блестящее образование.

В 1920 году успешно завершает обучение на индо-иранском отделении Школы восточных языков Лондонского Университета, где изучал персидский и санскрит.

В этом же году поступает в Гарвардский Университет на отделение индийской филологии, где совершенствуется в санскрите и изучает пали. Одновременно изучает классический китайский язык.

После окончания Гарвардского Университета, в 1922 году работает научным сотрудником в Парижском Университет на среднеазиатском и монголо-тибетском отделениях, совершенствуясь в тибетском, санскрите, монгольском, китайском и иранском языках, совмещая с обучением на юридическо-экономическом отделении и в военном колледже.

В 1923 году получает ученую степень магистра индийской словесности. Юрию Рериху всего 21 год, но в научных кругах он известен как сложившийся ученый. Несколько его серьезных работ в области востоковедения студенческого периода высоко оцениваются специалистами. Так, например, им была выдвинута гипотеза об иранском происхождении скифов. Позднее эта работа в качестве докторской была представлена в Парижском Университете.

Но как ученый, исследователь с необычайно широким кругозором, он окончательно сформировался во время знаменитой Центрально – Азиатской экспедиции (1923 – 1928 гг.) профессора Николая Рериха, своего отца.

В этот период, например, Юрием Рерихом была написана его первая большая научная работа «Тибетская живопись», в которой он дал детальный анализ тибетской буддийской иконографии, буддийской символики. Даже краткое знакомство с ней поражает глубиной знаний молодого ученого.

Во всех трудностях и испытаниях этого долгого пути Юрий Рерих был незаменимым помощником своего отца. Кроме большой научно-исследовательской работы, на нем лежала почти вся организационная часть и охрана экспедиции. Военная стратегия и тактика были его коньком. Не стань он ученым – обязательно стал бы выдающимся полководцем.

В неспокойные 20-е годы прошлого века экспедиция проходила по территориям, охваченным гражданской войной, где велась борьба за власть между отдельными воинствующими племенами, орудовали банды разбойников. И благополучный исход экспедиции в большой степени его заслуга.

Участие в экспедиции позволило Юрию Николаевичу изучить многочисленные диалекты тибетского языка, тибетские и монгольские эпосы, побывать в недоступных горных монастырях Тибета. где хранились древнеиндийские, непальские и тибетские святыни. Благодаря великолепному знанию языков, открытому и дружелюбному характеру, он быстро приобретал друзей среди лам и местных кочевников, общаясь с ними так, как того требовали задачи экспедиции.

В монастыре Шаруген им было открыто многотомное рукописное собрание текстов добуддийской религии Тибета – древней и загадочной веры под названием Бон.

В художественной орнаментике и убранстве оружия кочевников на севере Тибетского нагорья был обнаружен так называемый «звериный стиль», уже известный науке по находкам в Центральной Азии и Сибири. Это открытие явилось веским свидетельством в пользу теории о культурном единстве древних кочевых народов. Было обнаружено и нанесено на карту много новых археологических памятников, в том числе менгиров и кромлехов, также подтверждавших эту теорию.

Материалы многолетней экспедиции легли в основу монографии «Пути к сердцу Азии», которая сразу поставила молодого ученого в ряд с выдающимися исследователями Азии – такими как Пржевальский, Роборовский, Потанин, Свен Гедин, Козлов.

В Индии, в Западных Гималаях, где обосновались Рерихи после завершения экспедиции, на ее материалах ими был основан уникальный научно-исследовательский институт «Урусвати», которым Юрий Рерих руководил много лет и проявил себя как блестящий администратор.

Институт «Урусвати» был задуман Рерихами для комплексного изучения обширных территорий Азии, ее народов, культур, их истории и взаимовлияния. Кроме того, отдел естественных наук занимался ботаникой, зоологией обширного Гималайского региона, вел метеорологические и астрономические наблюдения, а также изучались космические лучи в высокогорных условиях. Биохимическая лаборатория систематизировала сведения по древнетибетской медицине и фармакопеи, исследовались средства борьбы против рака, велись работы по изучению всеначальной или психической энергии.

Институт сотрудничал со многими научными учреждениями и центрами, обменивался научной информацией. Проводилась совместная работа, собирались коллекции, гербарии и т.д. Выпускался ежегодник «Журнал Института Гималайских исследований «Урусвати», пользовавшийся большой популярностью.

Однако, ввиду все более усложнявшихся финансовых трудностей, а впоследствии и разразившегося в мире экономического кризиса, работы пришлось приостановить и Институт законсервировать. Уникальная научная станция практически приостановила свое существование. Тем не менее, феномен Института «Урусвати» уже сейчас рассматривается в научных кругах с позиции преемственности, универсальности, актуальности опыта.

С 1949 года Ю.Н. Рерих работает в Индо-Тибетском исследовательском институте (Индия), заведует курсами китайского и тибетского языков. Одновременно ведет организацию кабинета тибетологии в Нью-Йорке при музее Николая Рериха.

Авторитет Юрия Николаевича как ученого, обладающего энциклопедическими знаниями, тибетолога, занимающегося не только лингвистикой и филологией, но и философией, археологией, искусствоведением – огромен, в том числе в среде религиозных деятелей, буддистов. Многие европейские востоковеды состоят с ним в переписке, консультируются и уточняют трудные понятия. Многие буддисты приезжают специально повидаться с ним.

«Никто так глубоко не исследовал Гималаи и не изучал языки и религии, обычаи и нравы гималайских народов, как доктор Юрий Рерих», - отметил известный индийский государственный и общественный деятель Менон.

«Он был великим востоковедом в самом широком смысле этого слова, обладавшего гигантским арсеналом знаний… В то же время он был великим монголоведом», - писал профессор Рам Рахул, крупный индийский специалист по центрально-азиатским цивилизациям.

Далай Лама встречался с Юрием и повторял неоднократно, что ему доставляло радость говорить с ним, ибо уровень его знания тибетского языка мог быть украшением в любом высокопоставленном тибетском доме.

Он составляет «Русско-тибетско–английский словарь с санскритскими параллелями»; занимается многочисленными переводами древних тибетских и санскритских текстов на английский и русский языки; пишет исследования по истории монголо-тибетских отношений 13-17 вв., по проблемам тибетского языкознания, по истории буддизма, кочевых племен Тибета и многим другим вопросам.

Именно Юрию Рериху, его переводам с языка первоисточника на английский и русский языки, обязана западная наука введением в научный обиход большого количества неизвестных ранее древних текстов.

За свои выдающиеся заслуги в области изучения Центральной и Южной Азии Ю.Н. Рерих был избран членом Королевского Азиатского Общества в Лондоне, Азиатского Общества в Бенгалии, Парижского Географического Общества, Американского Археологического и Этнографического Обществ и многих других научных учреждений.

После визита Н. С. Хрущева в Индию, Юрий Николаевич смог вернуться на Родину. В августе 1957 года Юрий Николаевич приезжает в Советский Союз. Начинается московский период его научной деятельности.

За два с половиной года он успел сделать фантастически много. Организовал и возглавил сектор философии и религии в отделе Индии и Пакистана Института Востоковедения. Возобновил издание серии научных трудов и источников по буддийской философии и культуре «Библиотека Буддика», имевшей огромный авторитет и популярность среди ученых всего мира. Был активным членом проекта ЮНЕСКО «Восток-Запад», предусматривающего широкую программу взаимопознания культур Востока и Запада. Стал инициатором проведения Первого международного конгресса монголистов-филологов в Улан-Баторе в 1959 г., где выступил с докладом «Монгольские заимствования в тибетском языке». Возродил российскую школу тибетологии, воспитал учеников.

Вернул Родине ее ценнейшее национальное достояние – творчество отца, Николая Рериха. Он привез в дар Родине 400 его картин. По его инициативе были организованы первые выставки картин Николая Константиновича, которые имели колоссальный успех. Выступал с публичными лекциями, рассказывал об отце, Центрально-Азиатской экспедиции, культуре Востока.

Сейчас многие не задумываются, в каких труднейших условиях выполнял свою жизненную миссию Юрий Николаевич. Пятидесятые годы были расцветом догматической идеологии в СССР. Запрещались все иные направления мысли. Юрий Рерих действовал осторожно, но в то же время и смело.

В самом Институте Востоковедения он был окружен стеной враждебности и зависти. Чиновники от науки и государственных служб мешали ему все время. Его называли буржуазным ученым, пытались исправить идеологически. Библиотеку «Буддика», например, просто арестовали в типографии. Юрию Николаевичу пришлось применить исключительный дар убеждения, выручить одну пачку книг, которые были разосланы по посольствам, журналистским аккредитациям. Появились поздравления в прессе, в том числе и иностранной. И только тогда арест с книг был снят.

Научная и общественная деятельность Юрия Николаевича – только малая видимая часть айсберга. Его насыщенная духовная жизнь была сокрыта от глаз окружающих, она проявлялась в удивительном обаянии, в целеустремленности, необыкновенной работоспособности, дисциплинированности и редких волевых качествах – во всем том, что формировало магнит личности.

Он ушел из этой жизни 21 мая 1960 года в возрасте 58 лет неожиданно, полный планов на будущее, устремленный в него, оставив после себя учеников, работы, идеи, которые обязательно будут воплощены его последователями в науке. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

Сохранились воспоминания тех, кому посчастливилось быть его учениками или просто встречаться с ним в московский период.

В жизни был аскетом. Довольствовался немногим. Одевался просто, обыкновенно. Был очень аккуратен. Ничего нарочитого ни в жизни, ни в общении. Относился ко всем одинаково ровно, доброжелательно. Ненавидел ложь. Всегда был спокоен. Излагал собеседнику свои мысли ненавязчиво. Никого не осуждал. Речь была всегда обдуманна, взвешена, без внешних эффектов. Голос приятного тембра. Был очень обаятелен. Ни одна фотография не передает обаяния его личности. Многие отмечали быстрый проницательный взгляд при первом знакомстве. Работал напряженно, бережно относясь к личному и чужому времени. Страдал от дисгармонии людей. Грустил, что люди многого не понимают. Никто никогда не видел признаков усталости. Наоборот, все получали заряд бодрости от общения с ним. Оценивал людей по внутреннему энтузиазму, направленному на общее благо. Энциклопедичность знаний и широта взглядов поражали. О сокровенном никогда не говорил со случайными людьми. Только тогда, когда видел, что человек может воспринять более, чем другие. Тогда приоткрывался. Люди вокруг него менялись духовно. Ученики и сотрудники любили его.

Говорил своим ученикам о методах познания: «Существует путь науки и другой путь – путь Духа».

Некоторое представление о масштабах научного наследия Юрия Николаевича Рериха дает весьма неполный перечень его опубликованных работ на русском и английском языках:

* Тибетская живопись. Париж. 1925 – Москва. МЦР. 2001
* Современная тибетская фонетика. 1928
* Владения архатов. 1929
* По тропам Срединной Азии. 1931 /неоднократно переиздавалась/
* Звериный стиль у кочевников Северного Тибета. Прага. 1930
* Путешествие в сокровенную Азию. Лондон. 1933
* Синяя тибетская книга. 2 т. Калькутта. 1950 – 1954 /неоднократно переиздавалась/
* Тибетский язык. Москва. 1960
* Тибетско–русско-английский словарь с санскритскими параллелями. Москва. Изд. «Наука».1983-1987
* Тибет и Центральная Азия. Статьи, лекции, переводы. Самара, ИД «Агни», 1999
* Буддизм и культурное единство Азии. Сборник статей. МЦР, Мастер-Банк, Москва, 2002
* История Средней Азии. т 1. Москва, МЦР, Мастер-Банк, 2004.

http://agni3.narod.ru/

Автор предлагаемого материала Маргарита Николаевна Егорова, историк, индолог, кандидат наук. В течение 46 лет - сотрудник Института востоковедения РАН (с 1999 г. - на пенсии). Автор монографий по рабочему классу, трудовому законодательству и зарождению коммунистического движения Индии. Последние 15 лет занималась изучением индийской философии и исследованием Учения Живой Этики или Агни Йоги - жизненного кредо всех четверых Рерихов. По результатам исследований была подготовлена и рекомендована к печати рукопись книги «Рерихи о культуре», а также опубликованы статьи в журналах «Философские Науки» (№5-6/ 1995 и № 1-4/1996) и «Дельфис» (№4/1997, №3/1999, №4/2000, №1/2001, №3/2001, №1/2002, №1/2003).

Нижеследующая публикация - доклад М.Н. Егоровой на Рериховских чтениях, состоявшихся в ИВРАН 26-27 ноября 2003 г.

[center]О Юрии Николаевиче Рерихе[/center]

Мое сообщение о Юрии Николаевиче я посвящу главным образом одной теме - его ухода с земного плана. Скажу сразу: настало время обратиться к этому вопросу и задуматься над причинами внезапной кончины Ю.Н. Сегодня такое обращение приняло настоятельный характер. Это важно для всех, и, прежде всего, для тех, кто ранее соприкасался с Ю.Н. и для тех, кого сегодня волнуют его труды и мысли. Это важно для освобождения сознания от инерции страхов прошлого и утверждения справедливости.

Обращение к этому вопросу потребует, вероятно, усилий не одного исследователя. И если будут собраны архивные материалы, а также мнения людей, знавших Ю.Н., их искренние мысли и предположения, то вся эта тщательно выявленная мозаика приблизит нас к истинной картине случившегося. Надеюсь, что и мои мысли, связанные с этим трагическим событием, будут полезны.

Но сначала, вероятно, уместно привести мои личные воспоминания о Юрии Николаевиче и о том времени, когда он работал в отделе Индии, сотрудником которого была и я. Очень кратким рассказом об этом я предварила свой доклад на Рериховских чтениях 1997 года, посвященных 95-летию Юрия Николаевича. Сейчас же скажу лишь самое главное.

Я не имела счастья быть ученицей Ю.Н., ибо занималась совершенно иной тематикой. Но появление Ю.Н. в нашем отделе было событием, оказавшим особое влияние и на меня и, думаю, на многих из нас.

Во-первых, это художественная выставка картин Н.К. Рериха на Кузнецком, так взволновавшая москвичей весной 1958 года. Конечно, мы все были там и гордились, пусть своим косвенным причастием к этому знаменательному событию. С этого времени и навсегда случилось как бы «вторжение» в мою жизнь картин Н.К., а затем и С.Н.

Но появление у нас Юрия Николаевича внесло, поистине, нечто очень важное и новое в атмосферу нашего института. В 1958-59 гг, по инициативе Ю.Н. в Институте состоялся цикл лекций посла Цейлона в Советском Союзе, известного буддолога проф. Малаласекара, давнего хорошего знакомого Юрия Николаевича. Этот цикл открывал своим вступительным словом Ю.Н. Я была на всех лекциях проф. Малаласекара. И на меня, воспитанную в атеистических представлениях, они произвели неотразимое впечатление. Лекции эти были удивительным переживанием. В сущности, это были замечательные проповеди о Будде; они рождали какое-то радостное внутреннее смятение и создавали состояние душевного подъема и высоких нравственных стремлений.

И выставки, и лекции вызывали во мне совершенно новые чувства и мысли; они открывали иной мир, с которым был связан Ю.Н. Они подтверждали, тогда пусть еще смутное чувство, что то, чем занимался Ю.Н., и увлеченные им члены его группы, содержит в себе нечто настоящее, притягивающее меня, но мне недоступное.

И вместе с тем, с самого начала у меня всегда было какое-то сочувственное беспокойство за Ю.Н. Как ему будет у нас, в нашей жизни, той, к которой мы привыкли, в жизни как бы с двойным дном, в которой могли ориентироваться только мы сами?

И что-то, возможно, неизбежное, все-таки случилось...

Скажу о самом главном.

Мне кажется, что у нас в отделе не было человека, который бы не переживал событий, связанных с изданием «Дхаммапады». В те дни, огорченная неприятными известиями (запрет тиража книги, вызов Ю.Н. в ЦК, грубый окрик в его адрес и прочее), я как-то пришла в институт пораньше, пока еще не собрались сотрудники. Ю.Н. пришел точно вовремя и сел за свой стол в общей комнате. Я подошла к нему. Он немедленно встал. Несколько взволнованная, я сказала ему: «Ю.Н.! Не расстраивайтесь! Все как-то образуется! Вы только не расстраивайтесь!»

Он не дал мне продолжать: «А чему расстраиваться?» - спросил он. - «Все хорошо! Все идет как надо! Все именно прекрасно!»

Глаза у него были какие-то особенные; он улыбался и сказал эти слова как-то очень значительно и убедительно. Я не помню, что я тогда ответила. Меня охватила растерянность: почему «все идет как надо»? Почему «все именно прекрасно»? Но уже входили люди; Ю.Н. обступили и я отошла от стола. Больше Ю.Н. я уже не видела. Дальше были похороны.

И только спустя 18 лет, когда я прикоснулась к Учению Живой Этики, мне стало ясно, что я видела перед собой человека, в совершенстве владеющего собой. Его слова могли иметь в виду и новый поворот событий - уже поступившие тогда в адрес Института поздравления по поводу опубликования «Дхаммапады» от г-на Малаласекара и известных зарубежных ученых; они пришли в ответ на рассылку Юрием Николаевичем (несмотря на запрет тиража) 5-ти спасенных экземпляров книги тем, кто мог по достоинству оценить сам факт выхода в свет этого издания. Думаю, что, поступая так, Юрий Николаевич следовал одному - высокой правоте необходимости издания этого труда.

Я же об этих 5-ти экземплярах тогда ничего не знала. Впервые завесу о 5-ти экземплярах приоткрыла в своих устных воспоминаниях о Ю.Н. его ученица и наш выдающийся российский ученый Татьяна Яковлевна Елизаренкова.

Но возможно, его слова могли иметь также и другой, значимый лично для меня смысл. Их говорил человек, достигший предельного внутреннего сосредоточения, и читавший меня, как открытую книгу. И он давал мне шанс продолжить наш разговор...

Позднее я часто думала о том, что Юрий Николаевич жил в подвиге. Он был готов ко всем трудностям и преодолению их в духе и на деле. И он встречал их как истинный последователь и участник великого начинания своих родителей. И тогда, в дни его 95-летия, и сейчас мне хотелось сказать именно об этом.

А теперь о событиях относительно недавних. 9 декабря 2002 года в Доме Журналиста состоялся вечер, посвященный 100-летнему юбилею Юрия Николаевича и презентации порадовавшей нас книги воспоминаний о нем Е.М. Величко-Мухиной и М.Ф.Дроздовой-Черноволенко. После моего выступления на этой презентации меня охватило чувство острой неудовлетворенности. Я не сказала с трибуны главного - что пришло время тщательного расследования всех обстоятельств ухода Ю.Н. Беспокойство и растущая уверенность в том, что такое добросовестное исследование совершенно необходимо, тем более укреплялись во мне, чем больше я обращалась к тому времени и стремилась осмыслить происходившее тогда. И я записала свои мысли и соображения. В них с полной искренностью я рассказываю о своем понимании событий в связи с уходом Юрия Николаевича.

В нашем Институте, наверное, как и в других учреждениях и Институтах, работали люди, связанные с органами госбезопасности. Через них, как представляется, обычно распространялась нужная верхам информация. И на этот раз, сразу после кончины Ю.Н., по Институту поползли слухи о его отравлении. Версий было две. Согласно одной - Ю.Н. отравил его врач-гомеопат, собиратель картин Сергей Алексеевич Мухин; причем упор делался именно на то, что Мухин был коллекционером в том числе и картин Н.К. Рериха. А по другой версии это сделала Девика Рани, жена С.Н. Рериха. Эта последняя, столь лживая, грубо сфабрикованная, невежественная версия, по сути, прямо указующая на свой источник, даже не нуждается в опровержении.

Слухи распространялись; одновременно готовилось постановление Верховного Совета (?) о наследии Ю.Н., о создании кабинета Ю.Н. в Институте и т.п. Но никакого расследования по линии этих слухов не проводилось. Более того, в официальном свидетельстве (Института им. Склифософского) о смерти Юрия Николаевича «причиной смерти», как было отмечено, являлся «артериокардиосклероз».

Как пишет Е.М. Величко в книге «Воспоминания о Ю.Н.Рерихе» - «в субботу утром (21 мая) Юрий Николаевич позвонил Сергею Алексеевичу, пожаловался, что плохо себя чувствует и попросил приехать к нему. Юрий Николаевич жаловался на боли в животе, слабость и тошноту, была вздутость и болезненность живота. В сердце Сергей Алексеевич изменений не нашел, поэтому состояние больного тревоги не вызвало. Сергей Алексеевич вернулся домой и мы уехали на дачу в Пушкино. Когда мы приехали туда, то там нас ждало сообщение Ираиды Михайловны по телефону, что Юрий Николаевич скончался». Но всех подробностей посещения Мухиным Юрия Николаевича в то утро мы все же не знаем. А они все важны. По некоторым сведениям, как сообщил сам Мухин одному из своих пациентов, в то утро Ю.Н. сказал ему: «Уходите!»

Я доверяю этой информации. Однако, подтвердить ее сейчас мы не можем. Но я верю, что Ю.Н. сказал Мухину это «Уходите» или нечто подобное. Я верю, что ситуация для самого Ю.Н. к моменту приезда Мухина стала иной. Юрий Николаевич уже знал о причине своего внезапного заболевания и о его исходе. И узнал он об этом уже после того, как позвонил Мухину. Именно в этот промежуток времени, после его звонка Мухину и до приезда того на Ленинский проспект, Ю.Н. стало известно об истинной причине случившегося. Он получил об этом сообщение свыше. Я уверена в этом.

Могут сказать: это чисто субъективный момент в оценке происходившего. Я отвечу: да, это действительно субъективный момент в моем понимании происходившего в то утро. Но мой духовный опыт позволяет мне это утверждать. То, что Юрий Николаевич получил сообщение свыше о причине своего неожиданного заболевания - для меня аксиома.

И, конечно, первой мыслью для Ю.Н., когда приехал Мухин, было оградить того от подозрений. Ю.Н. знал, что ему самому уже ничто не поможет, и заботился о других. Для него это было естественно; он оставался верен себе, поистине, до последнего вздоха.

А что Сергей Алексеевич Мухин?! Мы знаем об усилиях его и Е.М. Величко-Мухиной помочь возвращению Е.И. и Ю.Н. Рерихов на Родину; о привлечении внимания властей к всемирной значимости художественного творчества Н.К. Рериха, об обращениях С.А. в Верховный Совет с призывом к образованию музея Н.К. Рериха. Это были, вероятно, первые обращения к власть предержащим в истории создания музея Николая Константиновича. В то время все эти усилия свидетельствовали о подлинном личном мужестве Сергея Алексеевича Мухина.

А в то утро 21 мая, приехав к Ю.Н., ничего не предполагая и не подозревая, он услышал от Ю.Н. все же нечто столь веское , что оно заставило его не задерживаться у постели больного. К сожалению то, что он услышал от Ю.Н., остается нам неизвестным. Но это пока...

Сегодня некоторые говорят: как помогло бы расследованию причин ухода Ю.Н., если бы Мухин остался, вызвал «скорую» и вместе с приехавшими врачами составил акт о состоянии больного и не оставлял бы его до самой кончины. Упреки такого рода делались и делаются самые разные. И они, по-своему, понятны.

Но, как видно, и Юрий Николаевич, и Сергей Алексеевич Мухин исходили из реальности того времени. В то время рассчитывать на какую-то, даже призрачную справедливость, не приходилось. И можно не сомневаться, что, посмей С.А. высказать какие-то подозрения об отравлении Ю.Н. накануне на обеде, и тем более составлять акт и прочее, он сразу превратился бы в главного обвиняемого. Собственно, распускаемые далее органами слухи об отравлении Ю.Н. Мухиным были для С.А. предостерегающим предупреждением; они легко могли быть превращены в реальность, показательный процесс и т.п.

На деле же, слухи распускались, но никакого расследования не проводилось; официальная справка от Склифософского покрывала всё и все молчали.

Но давно пришло время сказать: хватит склонять имя Сергея Алексеевича Мухина! Трагизм ситуации, в которой он оказался 21 мая 1960 года был слишком высокого порядка. В сущности, судьба поставила его перед крайностями выбора: либо уйти, что он и сделал, либо остаться с больным, составить акт о его состоянии, быть может, заявить о своих подозрениях об отравлении и, в конечном счете, избрать долю героического, но и мученического характера.

Нам всем пора отвыкнуть относиться к уходу Ю.Н. как к некоей «тайне» того времени. Не надо изобретать и невероятные версии о том, что он сам не захотел жить (см. журнал «Дельфис» №1, 2003) и другие фантазии. Но главное, с чем надо решительно расстаться, это с раздуванием прозрачных намеков в адрес С.А. Мухина, что прозвучало, в частности, и в выступлении троюродной сестры Ю.Н. - Людмилы Степановны Митусовой на Рериховских чтениях в ИВРАН в ноябре 2002 года. Реальность тех дней была гораздо драматичнее.

На мой взгляд, сегодня очернение С.А. Мухина способствует не только замалчиванию и сокрытию истинных обстоятельств внезапного ухода Юрия Николаевича из жизни; но оно содержит в себе как бы заказ из прошлого, как бы отзвук недостойных приёмов органов прошлого. Сегодня валить всё на человека, которого уже нет на Земле, на человека, который не может защитить себя, обвинять его в преступлении, опираясь, по сути, на слухи, распространяемые органами госбезопасности тех лет, разве это не означает покрытия действительных виновников? Именно это, по сути, и стоит и за нападками, и за разнообразными намеками в адрес С.А. Мухина. Можно ли такое допускать?

Конечно, наш разговор - это только начало или, быть может, необходимый импульс к исследованию всего случившегося 43 года назад. И главная цель моего сообщения и состоит в том, что пора приступить, наконец, к этому исследованию - кропотливо изучить все факты, и при этом, что особенно важно, не отвлекаясь от реальных условий и атмосферы всей нашей жизни того времени.

А я помню ту атмосферу подавленности и новой волны столь знакомой всем угнетенности, которая, как мне казалось, охватила некоторых из сотрудников отдела в дни после похорон Юрия Николаевича. Нелепые слухи об отравлении его Мухиным или Девикой Рани сами как бы высвечивали истинного виновника случившегося. И я, и, думаю, другие понимали, что Ю.Н. отравили именно на обеде в ресторане гостиницы «Украина». При этом, согласно обычной тактике поведения органов, одновременно со слухами об отравлении (хотя само преступление, повторю, замалчивалось! ) нагнетались страхи. И все молчали... Люди еще жили в страхах недавнего прошлого. И это было понятно тогда...

А теперь? Почему, когда в современной мемуарной литературе все более обнажается отвратительная тактика тоталитаризма прошлого, почему, как и в те дни, все мы, свидетели тех дней, продолжаем молчать об этом нераскрытом преступлении? А прежде всего потому, что и сегодня в России люди ещё не чувствуют себя защищенными законом.

А там, наверху, известно всё. Мы не знаем, что конкретно было сообщено свыше Юрию Николаевичу. Вероятно, время ещё не пришло нам знать это. Но придет час и сам Юрий Николаевич скажет нам об этом. Скажет тогда, когда мы будем готовы принять эту истину. Для этого мы и должны собрать всю информацию, какая только возможна и доступна, обо всех обстоятельствах его ухода. Это, собственно, и есть наш долг.

Будущее покажет, кто будет осуществлять это кропотливое и документальное исследование. Но быть может, несколько общих советов будут небесполезны.

Важно собрать всё; дать самое подробное описание последнего визита С.А. Мухина, по возможности, со всеми малейшими подробностями, а также всех деталей происходившего в квартире на Ленинском, до самой кончины Юрия Николаевича.

Надо взять интервью у всех учеников Ю.Н. и тех, кто его знал. Не буду перечислять имена; они известны. И очень желательно опубликовать воспоминания о Ю.Н. всех его учеников. Они все, по-своему, важны. С благодарностью вспоминаю выступление Виктории Викторовны Вертоградовой на прошлых Рериховских чтениях. Из многих подробностей её общения с Юрием Николаевичем, его облик предстал особенно живым и близким. *)

*) К сожалению, при обсуждении доклада, В.В. Вертоградова проявила полную неосведомленность как о событиях того времени и распускаемых слухах, связанных с внезапной кончиной Юрия Николаевича, так и о версиях сегодняшнего дня. Она отвергла предположение М.Н. Егоровой об отравлении Ю.Н. Рериха в ресторане гостиницы «Украина», равно как и её призыв к исследованию всех обстоятельств случившегося. В ответном слове М.Н. Егорова подтвердила свою верность всему сказанному в докладе.

Надо собрать всю возможную информацию о визите Ю.Н., по вызову, на Старую Площадь и всё, связанное с изданием «Дхаммапады»; подробно, по числам, высветить всю эту историю. И в этой связи, и вообще, проработать все материалы, касающиеся Юрия Николаевича, в архиве ИВРАН.

Короче, надо не оставить ни одного камня не перевернутым. Но исследователь должен не валить все в кучу, а отделять зерна от плевел, то есть, найти и выделить основные вехи событий. И для того, чтобы была, по-возможности, полная картина, необходимо проникнуть в архивы ЦК КПСС, КГБ, бывшего Верховного Совета, Совета Министров и т.п., а это, вероятно, самое трудное.

Мое же понимание событий тех дней и моё предположение об отравлении Ю.Н. на обеде в гостинице «Украина» - это то понимание, которое тогда как бы витало в воздухе. Многие так понимали и молчали.

И естественно встают вопросы: кому и чему мешал Ю.Н.? Кому надо было его устранить? Конечно, сейчас об этом можно говорить лишь предположительно. Но можно констатировать, что, несмотря на 20-й съезд и некоторые новые веяния, время тогда было тяжёлое.

Вся же научная деятельность Ю.Н. в Институте, его усилия по возрождению серии «Библиотека Буддика» свидетельствовала о свойственном ему творческом подходе, полном внутренней духовной свободы, вообще о подходе к жизни, не стесненном никакими навязанными извне догмами и условиями поведения. И вся эта деятельность шла вразрез с начавшимся утверждением именно общего тоталитарного курса, теперь уже партии, в стране и в науке, включая востоковедение. В этой сфере Ю.Н. определенно был неудобен; он
выступал совершенно исключительной фигурой, неподвластной никаким привычным приемам воздействия на ученых. Его нельзя было
ни арестовать, ни сослать, ни даже оставить без работы. Слишком велик был его международный авторитет как выдающегося разностороннего ученого и продолжателя, в Советском Союзе, традиций российского востоковедения. И это, в частности, показала высокая зарубежная оценка издания Дхаммапады, заставившая как-то отступить власти в их было грубом давлении на Ю.Н.

Могло ли быть такое «отступление» безнаказанным в сталинские времена? ! И снова вопрос: как далеко ушли формы утверждения тоталитарного курса новой партийной верхушки у власти, и ушли ли они в то время, вообще, от методов устранения «мешающих» людей, принятых при Сталине?

Надо быть готовыми к тому, что даже самые тщательные объективные исследования не дадут ответа на все наши вопросы и мы не узнаем, кто явился инициатором, а кто исполнителем этой чудовищной акции. Но уверена, что весь собранный материал, тем не менее, приблизит нас к Истине. И тогда, тем скорее, мы будем ее знать.

Дорогие друзья! Пришло время начать эту работу. Для этого нужны усилия честных, непредвзято мыслящих, мужественных и смелых исследователей. Для этого надо не только собрать материал, по возможности, во всей его полноте, но и проникнуться атмосферой тех лет, и рассмотреть собранное именно под этим углом зрения. Пришло время раскрыть, наконец, эту, так называемую «тайну» 20-го века.

Спасибо за внимание.

[center]Б.Н.Панкратов

Ю.Н.Рерих как тибетолог[/center]

Юрий Николаевич Рерих недолго работал в нашем Институте, но все вы успели узнать этого очень интересного человека, большого ученого, обладавшего глубокими разносторонними знаниями. Юрий Николаевич владел многими восточными языками и занимался многими востоковедными дисциплинами, но, пожалуй, лучше всего он проявил себя в тибетанистике... Но прежде чем говорить о Ю.Н.Рерихе как о тибетологе, я хотел бы сказать несколько слов о том, почему и как Ю.Н. сделался тибетологом.

Еще будучи гимназистом он одновременно стал заниматься Востоком под руководством близких к его семье проф. Тураева - египтолога и проф. Руднева - монголоведа. В дальнейшем Восток и его изучение постепенно становятся основной сферой интересов Ю.Н.Рериха... Культура Востока, его философия, Искусство и литература, языки Востока, на которых говорят населяющие его сейчас люди, и языки на которых писали мыслители Древнего Востока - вот то, что стремился изучить Ю.Н. С 1919 г. по 1923 г. он получает основную востоковедную подготовку. В Лондоне в "Scyool of Oriental Studies" Ю.Н. начал изучение санскрита и персидского языка от профессоров Денисон Росса и Aллана (1919-1920 г.) В 1921-1922 гг. он слушал лекции по санскриту, пали и китайскому языку в Гарвардском университете, у профессоров Ланмана, Вудса и Мура. В 1922-1923 гг. Ю.Н. продолжал свое востоковедческое образование в Парижском университете: т.е. в (cole des Hautes Etudes, Coll(ge de France и (cole Langues Orientales Vivantes под руководством таких ученых, как Пеллио (Китай и Монголия), Бако (Тибет), Сильван Леви (санскрит), Мейе (согдийский яз. и авеста), Мосперо Висьер (Китай). Таким образом, Ю.Н. получил основательную теоретическую востоковедную подготовку у лучших специалистов своего времени. Но узкую специализацию он тогда еще для себя еще не выбрал. На путь тибетанистики его направила экспедиция, организованная по инициативе его отца в 1923 г... Во главе экспедиции встал Николай Константинович Рерих. Экспедиция имела своей конечной целью проникновение в Тибет... Но путь лежал не прямо Индия - Тибет, а по кругу: Сикким - Кашмир - Ладак - Хотан - Кашгар - Урумчи - Улан-Батор - Цайдам - Тибет - Сикким. Это объясняется тем, что экспедиция имела перед собой целый комплекс задач, а именно: 1. Создание серии картин и зарисовок, изображающих природу и жизнь Центральной Азии. Итогом экспедиции в этой ее части были те 500 полотен, которые художник Николай Константинович Рерих объединил в группы, названные им: "Тибетская Тропа", "Гималаи", "Его Страна" и "Знамена Востока" и которые по возвращении были выставлены в Музее Рериха. 2. Предварительные археологические изыскания во всех районах, по которым должна была проходить экспедиция, как наметки для будущих планомерных исследований. 3. Возможно более широкий сбор этнографических и лингвистических материалов на всем пути следования. Прежде чем отправиться из Индии в дальний путь, экспедиция весь 1924 г. провела в Сиккиме. Это время было потрачено на тщательную подготовку к длительному путешествию по мало исследованным странам. За этот год в занятиях с тибетскими ламами Ю.Н. (на которого была возложена вся востоковедная часть экспедиции) приобрел практическое знание живого тибетского языка. Имея теоретическую подготовку, полученную у Бако, и владея живым тибетским языком, Ю.Н., попав в районы, населенными тибетскими племенами, уже смог приняться за собирание лингвистического материала по различным, почти не известным диалектам Северо-восточного Тибета. Им были собраны материалы по наречиям Амдо, Банак, Голок, Хор, Миньяк и некоторым другим, но свет увидело только исследование диалекта Амдо, опубликованное в 1958 году.

Каждый, кто занимается собиранием диалектических материалов, естественно начинает записывать местный фольклор - песни, сказки, предания. Так было и с Ю.Н. Многочисленные фольклорные записи сделанные им отражают устное творчество различных племен. Особенно интересны записанные им отрывки из сказания о Гэсэре и предания о жизни Гэсэра, бытующие среди тибетских кочевников там, где и зародился этот эпос. На основании всех собранных им материалов касательно Гэсэра Ю.Н. очень интересное исследование "Эпос о царе Гэсэре из страны Линг", напечатанное JRAS (в Журнале Королевского Азиатского Общества) в 1942 году. В этой небольшой, но чрезвычайно насыщенной фактическими данными работе Ю.Н. охарактеризовал все, что было известно европейцам до него, а главное изложил сведения, собранные им самим о Гэсэре и эпосе о нем, и доказал, что этот эпос зародился среди тибетцев северо-востока и зародился задолго до объединения Тибета царем Соронцан-гамбо в VII веке. Экспедиция собрала обширные сведения по археологии, языкам, фольклору быту, материальной и духовной культуре тех районов, где она проходила, и общим отчетом о ее деятельности является книга Ю.Н. "По дорогам центральной Азии" (Trails to Inmost Asia) опубликованная в 1931 году. По возвращении из путешествия Ю.Н. поселился в Индии, в Пенджабе в местечке Кулу вблизи Симлы. Там, в организованном его отцом Н.К.Рерихом "Гималаймском научно-исследовательском институте" "Урусвати", он приступил к обработке экспедиционных материалов и к составлению задуманного им большого тибетско-санскритско-английского словаря. Одновременно он работал над монографией по исследованию одного из западных тибетских диалектов - языка Лахула, которую опубликовал в 1934 году. Словарь, составленный Ю.Н., очень большой, в основном предназначен для чтения старой тибетской литературы: исторических, философских и литературных текстов. Когда Ю.Н. приехал из Индии и начал работать в Москве, он решил пересмотреть этот словарь и сделать из него Тибетско-русско-английский словарь с санскритскими эквивалентами, но он не успел сам закончить этот труд и сейчас над его завершением работает группа сотрудников Института Народов Азии (Института востоковедения АН СССР). В нашем распоряжении пока еще нет достаточных сведений для создания полноценных исследований по истории Тибета в целом. Пока в наших знаниях еще очень много пробелов. Еще требуется выявить и тщательно изучить основные тибетские исторические хроники и другие исторические материалы, а так же сведения по истории Тибета, сохранившиеся у народов, соседящих с Тибетом... И в этом отношении Ю.Н. сделал свой вклад: занявшись изучением тибетской истории, он дал нам прекрасный перевод одной из лучших тибетских исторических хроник - "Голубой Летописи" (или "Голубых Анналов") ( Дебтер Нгомбо ). Перевод этот был опубликован в 1942-1952 гг. Всякий, кто занимается Тибетом, вольно или невольно, сталкивается с буддизмом, без знакомства с которым нельзя понять быт, литературу, искусство и культуру старого Тибета. Ю.Н. не только познакомился с буддизмом, но основательно изучил его во всех аспектах, и стал одним из немногих глубоких знатоков буддийской философии и тибетского буддизма среди европейцев. При изучении буддийской философии нельзя обойтись без использования тибетских источников, потому что большая часть канона северного буддизма в оригинале утрачена и сохранилась только в тибетских переводах. Ю.Н. хорошо знал и понимал теории различных буддийских философских школ - хинаяны, махаяны и ваджраяны. Он понимал даже такую очень сложную философскую систему как Калачакра, о которой он написал чрезвычайно интересную работу". Такому тонкому пониманию буддизма в значительной степени помогло то, что живя долгое время в Гималаях, в непосредственном соседстве с Тибетом, Ю.Н. был поставлен в исключительно благоприятные условия, ибо он имел возможность постоянно консультироваться с учеными тибетцами - знатоками буддийской философии и тибетской литературы. Он пользовался их объяснениями и толкованиями и воспринял от них устную традицию, без знания которой нельзя понять все тонкости буддийских философских учений - в особенности же тантрийских трактатов.
Ю.Н. много изучал буддийскую философию, и, как я уже говорил, был большим ее знатоком, но он не успел создать капитальных трудов в этой области. Им было много задумано, но из законченных работ можно указать только уже упоминавшуюся "Studies in Kalachakra", перевод с тибетского биографии Дхармасвамина, монаха, совершившего в ХIII веке, путешествие из Тибета в Индию по святым буддийским местам, две ранних работы по буддийской иконографии - "Tibetan Paintings" (1925 г.) и "Le Buddha et seize Grands Arhats" (1930).

Следует отметить, что будучи специалистом в различных областях тибетоведения, Ю.Н. больше всего уделял внимание языку. Его работы в области тибетской диалектологии снимают некоторые белые пятна на диалектической карте Тибета. Перед тибетологами-лингвистами стоит задача дать научное описание хотя бы главных представителей того множества диалектов, на которые распадается живой тибетский язык. Без этого невозможно сравнительное изучение тибетских наречий. В этом отношении сделано пока еще очень мало. Начало серьезного изучения западных тибетских диалектов было положено работами Франке (язык Ладака), Бейли (язык Пурига) и Рида (язык Балти). Исследование диалекта Лахула, опубликованное Ю.Н. в 1934 г. является одним из важных звеньев в этой серии работ. Лахульский диалект интересен тем, что представляет собою переход от диалектов западной группы (Ладак-Пуриг-Балти) к еще мало исследованным диалектам Спити и Нгари, а те в свою очередь, насколько известно очень близки к диалектам Центрального Тибета. Когда появятся научные описания диалектов Спити и Нгари, тогда предстанет ясная картина развития западных тибетских наречий. Кроме описания Лахульского диалекта Ю.Н. дал также исследование одного из северо-восточных наречий, а именно наречия Амдо (Le Parler de l(Amdo, 1958). Северо-восточные диалекты очень мало известны, но изучение их чрезвычайно важно, потому что он сохранили многие архаичные черты в своей фонетике и могут служить надежным материалом для выяснения фонетического строя древне-тибетского языка. Изучение этих диалектов важно еще и потому, что он может способствовать решению проблемы тангутского языка. Дело в том, что значительная часть провинции Амдо входила когда-то в состав Тангутского царства. Известно, что само название тангутов было "Миньяк". В то же время среди амдосцев по сей день имеются поколения, называющие себя "миньяк". Поэтому возникает предположение о возможном родстве древних тангутов-миньяков с современными миньяками-амдосцами. Описание отдельных тибетских диалектов, является частью той большой задачи, которая стоит перед учеными разных стран занимающихся Тибетом и тибетским языкознанием. Ю.Н. внес свой вклад в решение этой задачи. Причем к области тибетского языкознания, кроме тех работ, о которых я уже говорил, следует отнести еще "Textbook of Colloquial Tibetan" (1957 г.), статью "Основные проблемы тибетского языкознания" (1958 г.) и "Тибетский язык" (1961 г.) До сего времени остается не опубликованной одна из крупных работ Ю.Н., связанная с Тибетом - История Центральной Азии (Туркестан - Тибет - Монголия). Надо надеяться, что в недалеком времени он будет подготовлена к печати и увидит свет. Изучением Тибета занимались и занимаются считанные люди. Серьезное изучение Тибета началось приблизительно полтораста лет тому назад с Чемо де К(р(ши, но и до наших дней эта страна продолжает оставаться одной из наименее изученных областей земного шара, страной многих загадок и тайн...

Географическое положение и те политические условия в которых до недавнего времени находился Тибет, - вот главные причины скудности наших знаний об этой стране. Однако, полтораста лет, в течении которых Тибет так или иначе изучался, конечно, не прошли даром. За это время мы в известной мере познакомились с географией, этнографией, историей, материальной и духовной культурой этой страны. Познакомились мы так же с языком Тибета, узнали, что там существует очень богатое устное творчество, что помимо духовной - буддийской, там есть и светская литература, и обширная хотя и своеобразная историческая литература. И Ю.Н.Рерих был одним из ученых, чьими силами развивалось тибетоведение. Как тибетолог Ю.Н. принадлежал к теперь уже исчезающему типу ученого-востоковеда: он был специалистом по изучаемой им стране в целом, причем, в каждой области знаний об этой стране он был действительно специалистом, а не дилетантом. Но то, что я говорил здесь о Ю.Н. как о тибетологе, и о его участии в развитии тибетонистики, конечно, не дает полного представления о его глубочайших познаниях. Ю.Н. умер слишком рано и не успел выполнить того, что им было задумано. Свои огромные знания он унес с собой, не воплотив их здесь у нас в исследования и не успев передать их своим ученикам. Я думаю, что лучшим памятником ему будет скорейшее издание его еще не опубликованных работ, а так же по возможности, и переиздание уже опубликованных, сначала хотя бы его небольших статей и заметок, рассеянных по различным периодическим изданиям Западной Европы и Америки...